Пускай меня отравит солнце, тонущее в море рома, большего сейчас не нужно.
я
Сначала думала не писать об этом, зачем кому-то портить настроение или просто вываливать что-то неприятное изнутри. Но это же дневник, ведь так? А значит я могу хоть иногда писать то, о чём думаю.
Последние несколько дней слились в один непроходимый ад. При всей духоте и недосыпе нужно было подниматься, нужно было идти и заниматься делами. И что бы я ни делала, как ни старалась, маме становилось всё хуже.
После последней химии ей стало сложно подниматься. Однажды я в полусне услышала стук и за ним стон, подорвалась мигом. Оказалось, что мама упала в обморок, ударилась головой и не может подняться.
Я стала сопровождать её в туалет и ванную.
Уколы ставила Катя. Приходила каждый день и я могла на пару часов закрыться с наушниками, перестать вслушиваться.
Скоро на её коже почти не осталось места: синяки, уколы, синяки, синяки, синяки.
Ничего не просила, отказывалась от предложенного, извинялась. Бесконечное количество раз извинялась за всё. За себя.
Я с улыбкой стирала простыни, приносила вкусности, готовила каждый раз новое.
Карточка, в которой записаны изменения. "Умирает".
Она стала хуже слышать, и будто бы улавливать происходящее тоже. Стала меньше есть.
Я пыталась что-то рассказывать, хоть немного развеселить. Она улыбалась.
Сегодня утром мы должны были позавтракать и вызвать терапевта. Сегодня я проснулась от крика Кати. "Мама умерла! Маша, мама умерла, что делать? Она холодная, такая холодная!".
Катя захлёбывалась слезами, а я поднялась, медленно вышла из комнаты и остановилась в дверях маминой спальни. "Звони в скорую. Звони в полицию".
У Кати истерика. А я не могу заплакать. Она точно не спит? Ведь вчера... вчера она легла спать и... мои последние ей слова... что же это было?
Скорая не приедет - праздник, выходной. Участковый зайдёт. Успокоить Катю. "Соберись".
Пойти в ванную. Почистить зубы. Остудить горящую от слёз кожу. Опереться на умывальник. Выдохнуть. Вдохнуть. Ещё один долгий выдох. Руки дрожат.
Звонки и ожидание.
Чёртовы ритуальные компании, откуда они узнали и какого чёрта приходят раньше участкового?!
Дать объяснения. "Вы живёте здесь вдвоём? С матерью?". Кивок. Судорожный вдох.
"Украшения, их надо снять. Я не могу, я не могу коснуться. Я боюсь. Ледяная.". Иду сама. Касаюсь холодной кожи. Душная комната. И она лёд. Снимаю серёжки, снимаю цепочку. Крест.
"Кольцо. Его надо снять. Они же отрежут ей палец! Чтобы снять, отрежут палец, сволочи! Нужно что-то сделать". Не отрежут. "Я не хочу, чтобы маме отрезали палец. Оно же стоит ***, они отрежут его, точно отрежут! Нужно маслом снять, я попробую". Боится. Трясётся, легко касается, смазывая, но не больше. Истерика. Делаю всё за неё. Лёд. От движения еле слышный хруст в локте. Костенеет. Мертва.
Дождаться тёти. Их плачь. Рёв. Я сижу тихо, стараюсь не дышать. Этот запах дошёл и досюда.
Сжимают плечо. Слёзы.
Закрыться на кухне и обзванивать.
За дверью выносят маму. Я звоню.
Выбрать платье. "Синее, она его любила".
Они поехали договариваться обо всём. Я одна дома. Кошка под ногами. Я звоню.
Голоса доброжелательные, удивлённые. Всхлипы на том конце. "Когда?".
Пусто.
Кошка лижет мокрое лицо.
Написать ему, пошутить, дождаться ответа. Не сказать. Ещё немного слов. Улыбнуться.
Осознать.
Это всё теперь моё. Шкаф, ковёр, телевизор. Завешен.
Нужна работа. Кормить кошку.
Запах, снова он.
Нужно убраться. На кухне делаю чай. Думаю о том, чтобы ссыпать фрукты в одну пиалу. Летят в мусор. Они лежали там. Около тела.
Приезжают Катя с Сашей и мы почти буднично обсуждаем детали предстоящего.
Предлагают ночевать у них. Предлагают остаться у них. Побыть у них. Не здесь.
Всё в порядке. Это мой дом. Что бы ни случилось.
Мамы больше нет.
Послезавтра похороны.
Сначала думала не писать об этом, зачем кому-то портить настроение или просто вываливать что-то неприятное изнутри. Но это же дневник, ведь так? А значит я могу хоть иногда писать то, о чём думаю.
Последние несколько дней слились в один непроходимый ад. При всей духоте и недосыпе нужно было подниматься, нужно было идти и заниматься делами. И что бы я ни делала, как ни старалась, маме становилось всё хуже.
После последней химии ей стало сложно подниматься. Однажды я в полусне услышала стук и за ним стон, подорвалась мигом. Оказалось, что мама упала в обморок, ударилась головой и не может подняться.
Я стала сопровождать её в туалет и ванную.
Уколы ставила Катя. Приходила каждый день и я могла на пару часов закрыться с наушниками, перестать вслушиваться.
Скоро на её коже почти не осталось места: синяки, уколы, синяки, синяки, синяки.
Ничего не просила, отказывалась от предложенного, извинялась. Бесконечное количество раз извинялась за всё. За себя.
Я с улыбкой стирала простыни, приносила вкусности, готовила каждый раз новое.
Карточка, в которой записаны изменения. "Умирает".
Она стала хуже слышать, и будто бы улавливать происходящее тоже. Стала меньше есть.
Я пыталась что-то рассказывать, хоть немного развеселить. Она улыбалась.
Сегодня утром мы должны были позавтракать и вызвать терапевта. Сегодня я проснулась от крика Кати. "Мама умерла! Маша, мама умерла, что делать? Она холодная, такая холодная!".
Катя захлёбывалась слезами, а я поднялась, медленно вышла из комнаты и остановилась в дверях маминой спальни. "Звони в скорую. Звони в полицию".
У Кати истерика. А я не могу заплакать. Она точно не спит? Ведь вчера... вчера она легла спать и... мои последние ей слова... что же это было?
Скорая не приедет - праздник, выходной. Участковый зайдёт. Успокоить Катю. "Соберись".
Пойти в ванную. Почистить зубы. Остудить горящую от слёз кожу. Опереться на умывальник. Выдохнуть. Вдохнуть. Ещё один долгий выдох. Руки дрожат.
Звонки и ожидание.
Чёртовы ритуальные компании, откуда они узнали и какого чёрта приходят раньше участкового?!
Дать объяснения. "Вы живёте здесь вдвоём? С матерью?". Кивок. Судорожный вдох.
"Украшения, их надо снять. Я не могу, я не могу коснуться. Я боюсь. Ледяная.". Иду сама. Касаюсь холодной кожи. Душная комната. И она лёд. Снимаю серёжки, снимаю цепочку. Крест.
"Кольцо. Его надо снять. Они же отрежут ей палец! Чтобы снять, отрежут палец, сволочи! Нужно что-то сделать". Не отрежут. "Я не хочу, чтобы маме отрезали палец. Оно же стоит ***, они отрежут его, точно отрежут! Нужно маслом снять, я попробую". Боится. Трясётся, легко касается, смазывая, но не больше. Истерика. Делаю всё за неё. Лёд. От движения еле слышный хруст в локте. Костенеет. Мертва.
Дождаться тёти. Их плачь. Рёв. Я сижу тихо, стараюсь не дышать. Этот запах дошёл и досюда.
Сжимают плечо. Слёзы.
Закрыться на кухне и обзванивать.
За дверью выносят маму. Я звоню.
Выбрать платье. "Синее, она его любила".
Они поехали договариваться обо всём. Я одна дома. Кошка под ногами. Я звоню.
Голоса доброжелательные, удивлённые. Всхлипы на том конце. "Когда?".
Пусто.
Кошка лижет мокрое лицо.
Написать ему, пошутить, дождаться ответа. Не сказать. Ещё немного слов. Улыбнуться.
Осознать.
Это всё теперь моё. Шкаф, ковёр, телевизор. Завешен.
Нужна работа. Кормить кошку.
Запах, снова он.
Нужно убраться. На кухне делаю чай. Думаю о том, чтобы ссыпать фрукты в одну пиалу. Летят в мусор. Они лежали там. Около тела.
Приезжают Катя с Сашей и мы почти буднично обсуждаем детали предстоящего.
Предлагают ночевать у них. Предлагают остаться у них. Побыть у них. Не здесь.
Всё в порядке. Это мой дом. Что бы ни случилось.
Мамы больше нет.
Послезавтра похороны.
@темы: я